Книга Обретая Силу [СИ] - Мартин Аратои

От размышлений отвлёк стук в дверь.

— Старший, — склонил голову вошедший, вытянув руки вдоль тела.

— Говори.

— Задержаны трое. Пришли со стороны ущелья. Зверь, генетта, оранжевый либо первая ступень к жёлтому. Девушка лет восемнадцати-двадцати, скорее всего, из Оводаи, судя по одеянию, базовый жёлтый. Парень лет двадцати или чуть старше, происхождение не известно, третья ступень к оранжевому. Парню указали на его место, девушка заступилась, пришлось заковать и бросить обоих в камеры. Всё ценное и интересное в этом свёртке, продукты питания и слабые пилюли и эликсиры сданы на склад.

— Как такой отброс вообще смог до нас добраться? Ничтожество… Позор быть таким слабаком в его годы, — с отвращением произнёс Хорнет.

Послушник, понимая, что ответа от него не требуется — попечитель просто высказывает свои мысли, продолжал молчать.

— Пойду взгляну на них сам, — разгладив мантию командир заставы выпрямился и прошёл мимо согнувшегося в поклоне подчинённого.

* * *

Как только их троица пересекла крепкие ворота заставы, отношение конвоиров к ним изменилось. Если с девушкой они стали подчёркнуто вежливыми, предложили выпить чаю, перекусить с дороги, принять ванну, то над Акаратом тут же стали смеяться, задирать и наградили тумаками. Отчего тот вспылил и ударил командира отряда, поймавшего их. Конечно, учитывая разницу в рангах, толку от этого не было, но сам факт того, что такой отброс поднял руку на старшего, взбесил их, и его жестоко избили, а девушку и зверя, за то что вздумали за него заступиться обуздали. Зорму отвели в загоны для животных, ловко накинув ошейник с начертанием подчинения, а Акарата и Кейхас не церемонясь поместили в тесные одиночные камеры, оставив у дверей конвоиров и для вящей надёжности накинув кандалы с вязью незнакомых символов, блокирующих использование техник.

Сейчас девушка сидела у дальней стены, вперив ненавидящий взгляд в мужчину в отличительной одежде членов братства, замершего у двери в её темницу, того самого, что заковал её.

Мысли девушки блуждали вокруг Акарата. В последнее время он был сам не свой и даже освоение техники движения его не ободрило. Он чувствовал себя бесполезным и никчёмным. Разве что, когда она повалила его и навалилась сверху в траве, в его глазах блеснул огонёк задора.

В конце концов, из-за напряжения последних часов усталость сморила девушку, и она задремала, свесив голову на грудь.

Громкий перестук каблуков по каменному полу и перезвон ключей разбудили Кейхас. Утерев тыльной стороной ладони вытекшую слюну и поводив головой из стороны в сторону, взглянула на охранника. Тот стоял, согнувшись пополам и не смея оторвать глаз от пола. Перед ним замер крупный, дородный, что несвойственно для идущих, мужчина, в богато отороченной и расшитой мантии, подпоясанной зелёным поясом с одной голубой насечкой. С таким ей точно не справиться.

— Открой, — даже не повернув головы повелел он, и его подчинённый тотчас выполнил распоряжение, — и оставь нас.

Мужчина равнодушно смотрел на девушку сверху вниз, но та и не думала как-то приветствовать его и тем более проявлять уважение. Как бы ветер не ярился, гора не склонится перед ним.

— Я — Хорнет, попечитель в братстве Полуденных Клинков, старший на этой заставе. Кто ты и куда направляешься? — первым в противостоянии взглядов сдался пришедший.

— Оводаи Кейхас из ущелья Гроз. Мой спутник из долины Тысячи Ручьёв, что лежит далеко на юге, на побережье океана. Мы путешествуем, чтобы развиваться.

— С тем мусором? — удивлённо приподнял тот бровь, — отбросу не светит Возвышение, — холодно произнёс он и продолжил как ни в чём не бывало: — К сожалению обстоятельства вынудили моих людей быть грубыми к тебе и вместо радушия и гостеприимства поместить сюда. Прошу простить их, — мужчина лишь обозначил поклон и сожаление.

— Освободите меня и моего друга, чтобы мы могли продолжить путешествие.

— Исключено. Он поднял руку на одного из служителей. Лишь из хорошего расположения к тебе я до сих пор не отдал приказа отрубить ему за это руку. Твой же путь к свободе, поскольку ты заступилась за этого смутьяна, лежит через присоединение к братству и принесение клятвы крови. Иначе продадим в бойцовские ямы в секту Пустынных Змей. Хоть так, хоть эдак ты искупишь вину и принесёшь пользу.

— А мой спутник?

Лицо пришедшего перекосило отвращение:

— Ты глуха? У него нет будущего: ни в нашем братстве, ни где-либо ещё под Небесами Исария. Сомневаюсь, что он гений, что достиг небывалых высот и научился на таком уровне скрывать свои силы. Тем более в ворота лагеря, через которые вы прошли, встроен массив, определяющий таких хитрецов. Чтобы в разговоре с ними не нарваться на неприятности, сразу зная, кто к нам пожаловал. А твой друг — отброс. Что делают с отбросами? Правильно, их выкидывают на помойку или скармливают животным. Мои люди не будут мараться о мусор.

— Он не такой слабак как выглядит.

— Ага. Сколько ему лет? Двадцать? И он до сих пор с красным поясом. У моей дочери в пятнадцать оранжевый. Ты чуть младше парня, и уже достигла жёлтого, хоть это и немного, но видно, что есть куда расти. Ты сможешь пригодиться братству, он — нет. Вернусь позже, обдумай мои слова, как именно ты принесёшь пользу.

* * *

Карлики они здесь, что ли? В камере, в которой меня заперли после устроенной драки, я макушкой подпирал потолок, а усевшись напротив двери, едва не касался её ногами. Или так и задумано? Кто будет печься о комфорте узников? Зря я всё-таки вспылил — только поставил наши планы под угрозу. Но уж больно нагло и вызывающе себя вели те послушники. Свобода, гордость и непреклонность, вот то, что я когда-то назвал основой своего Пути, и не собирался уступать кому бы то ни было.

Мысли об удобстве быстро сменились мыслями о Зорме и Кейхас, до которых никак не мог дотянуться духовным чутьём. И дело даже не в кандалах на запястьях, а в том, что незадолго до того, как нас поймали, я потерял возможность использовать эссенцию. Проклятый рохля, сам виноват, и теперь не знаю, как всё вернуть назад.

— Луолан, я ног не чувствую…

— Ещё бы, тебя так отделали. Да ещё и Стихию разгневал. Разочарован он, видите ли. Аспект не терпит слабости ни внешне, ни мысленно, вот и решил преподать урок. Радуйся, что не отвергнут им, иначе давно бы